В полночь на 26 октября истек срок «народного ультиматума», который выдвинула Светлана Тихановська, которая называет себя избранным президентом Беларуси, Александру Лукашенко. По условиям ультиматума, Лукашенко должен был объявить о своем уходе, освободить всех политзаключенных и прекратить насилие на мирных акциях. Ничего из этого Лукашенко не выполнил: 25 окт силовики в Минске снова применили против протестующих светошумовые гранаты и стреляли резиновыми пулями, лидеры оппозиции, как и раньше, за решеткой. Чем был занят Александр Лукашенко в последнюю неделю и чем он руководствуется в своих действиях, объяснил 25 октября белорусский политолог Валерий Карбалевич.
— Каковы ваши впечатления от сегодняшней (25 октября — ред.) Акции?
— По оценкам специалистов, она самая массовая за октябрь.
— Более 100 000 — это показная цифра. Это связано с завтрашним (планируемым на 26 октября — ред.) Национальной забастовкой, который объявила оппозиция?
— Я думаю, здесь много факторов сыграло свою роль. Во-первых, сегодня (25 октября — ред.) Силовые структуры меньше препятствовали объединением различных колонн, чем это было в двух предыдущих воскресенье. Это тоже важный фактор. Объявленный Тихановською народный ультиматум сыграл свою роль, плюс видно, что власть чувствует себя неуверенно, она начинает суетиться: то объявили проведения митинга (провластного — ред.), То отказались от него. И это демонстрация слабости, демонстрация того, что режим деморализован, если так суетится.
Ну, и геополитический аспект. Здесь приезжал в Минск руководитель Службы внешней разведки России Сергей Нарышкин, потом — звонок госсекретаря США Майка Помпео. Белорусский вопрос выходит на геополитическую орбиту более решительно, чем раньше. Я думаю, это тоже влияет на настроения людей.
— Почему власть отказалась от митинга, по вашему мнению?
— Много причин. Самая, что мобилизационные возможности вертикали оказались не такими, как рассчитывала власть, и власть поняла, что ей не удастся собраться людей больше, чем на оппозиционный митинг. И это могло создать еще большее впечатление слабости режима.
Второй момент — возникли конфликты в ходе мобилизации трудовых коллективов. Люди отказывались, люди протестовали, люди объявляли себя больными. И это могло стать дополнительным фактором раздражения, недовольства в обществе, тоже, видимо, власть учитывала.
Наконец, власть побоялась, что в эту колонну под красно-зелеными флагами могут затесаться ее противники. И вместе с теми, кого заставили и кого насильно загнали, это могло создать такую гремучую смесь, что могло испортить всю игру.
— Вы имеете в виду, что все эти люди могли перейти на сторону протестующих?
— Может, не все, но испортить картину вполне могли. И это напоминало бы ситуацию с Чаушеску 1989 года.
— Нарышкин в Минске — это важно, это что-нибудь значит?
— Я думаю, что он привез послание от Путина, и это послание недовольства. Недовольство тем, что Лукашенко не выполняет обязательства, которые он взял на себя в Сочи.
— Какие?
— Договорились с Путиным, что Лукашенко пойдет течение года-полутора. Он объявляет о том, что проводит конституционную реформу, досрочные президентские выборы и после этого идет. Но представьте, если вдруг сейчас Лукашенко объявит, что он идет через год-полтора. Реакция номенклатуры будет совершенно очевидна, люди начнут потихоньку отходить, потихоньку сыпаться. Я уже не говорю о поведении ОМОНа — они станут задумываться: «А зачем нам это надо?» Поэтому Лукашенко уклоняется от любого графика этой реформы и, судя по всему, совсем не собирается уходить.
— Вы уверены, что они об этом договорились?
— Лавров через некоторое время после Сочи в интервью RTVI достаточно прозрачно сказал, что, первое, Лукашенко сам говорит, что он засиделся. Второе — Лукашенко должен объявить своему народу график реформ. И об этих договоренностях Лавров сказал открытым текстом.
— Вы думаете, что Нарышкин прилетел в Минск, чтобы сказать: «Иди, как обещал»? Или, по крайней мере, «объявляй, как обещал»?
— Я думаю, что Нарышкин прилетел с каким очередным московским предупреждением, что обещания надо выполнять.
— Как вы оцениваете разговор с Помпео?
— Разговор с Помпео я расцениваю как шаг навпир Москве. Если Москва давит, то Лукашенко делает ход в другую сторону, показывая, что у него есть пространство для маневра. Ранее он отказывался разговаривать с Меркель, а теперь с Помпео вдруг решил поговорить — не важно даже, о чем. Сам факт этого разговора — это раздражение для Москвы, и я думаю, что это сигнал Москве, что «не надо на меня сильно давить».
— Недавний опрос британского Королевского института международных отношений Chatham House свидетельствует, что большинство опрошенных не понимает, чем занимается Координационный совет (оппозиционный орган — ред.). Как вы думаете, почему? И можно ли это изменить? Что надо делать Координационном совете?
— Координационный совет в том виде, в котором она сейчас существует, — орган мало работоспособен. Члены его президиума — часть в тюрьме, часть за рубежом. А сама Координационный совет состоит из нескольких сотен человек, она в принципе не может быть работоспособной. Поэтому от его имени говорит Светлана Тихановська. Эти упреки, возможно, понятны и справедливы, но это такая объективная ситуация.
— А есть уже как ись несогласия в белорусских провластных элитах?
— Публичного проявления этих разногласий, раскола пока не заметно, но, видимо, там происходят серьезные брожения, серьезные процессы, является откалывания. Один тот факт, что Лукашенко уже в течении кризиса поменял главу КГБ, секретаря Совета безопасности, генерального прокурора, говорит о том, что эти процессы происходят, иначе в такой сложный скользкий момент ключевых фигур силового блока не меняют.
— Вы предполагаете, что Лукашенко сегодня ночью (в ночь на 26 октября — ред.) Согласится на этот ультиматум?
— Нет, я этого не приемлю в принципе.
— А вам не кажется, что это недейственный метод — объявления таких предложений? Возможно, вам известно, ведутся какие-то непубличные переговоры?
— Я не инсайдерской информации, я могу судить только по тем, что происходит в публичном пространстве.
— По вашим оценкам, выйдут люди на завтрашнюю (26 октября — ред.) Объявленную акцию? Или остановят завтра люди производства, перестанут стричь людей, печь хлеб, продавать кефир?
— общего политической стачки, совершенно очевидно, не будет. Отдельные локальные события вполне могут быть.
