Евдокия с Луганщины, которая школьницей встречала украинской армии: «Я теперь поняла выражение« Хочешь мира — готовься к войне »

Виталия Томахов

В 2014-м юная 17-летняя школьница из села Шульгинка под Старобельском Луганской области, украсив свою одежду сине-желтыми лентами, держа в руках флажок с трезубцем, вышла на дорогу, чтобы встречать украинских солдат, ехавших в зону боевых действий. За это — тогда-земляки Евдокии даже пытались сжечь ей дом. А украинские военные, позже, в ее честь назвали танк и написали песню. Думала тогда школьница, 6 лет назад, держа на руках уже собственного ребенка, ей придется все еще говорить о войне в стране?

Радио Донбас.Реалии нашло Евдокию Панасюк: теперь она живет в Вишневом под Киевом. Ей 23, но она уже воспитывает 2-летнего сына Матвей. Говорит, что именно война была основным фактором влияния на желание родить ребенка — хотелось оставить кого-то после себя. Евдокия и сейчас очень активная, интересуется политикой, психологией, йогой. Признается, что думала о том, чтобы стать психологом или журналистом, чтобы лучше понимать глубинную сущность людей и доносить честную и беспристрастную информацию обществу.

Мы разговаривали с Евдокией почти 4:00. Она охотно рассказывает о будничных вещах и семью, а говорит и о политике. Однако, говорить о войне и потери на фронте — ей тяжело. «Когда начинаю рассказывать о войне — у меня бегут мурашки по телу», — говорит она.

— Знаю, что тогда твой проявление патриотизма несколько остро восприняли и одноклассники, и соседи. В чем это проявлялось?

— Да, там была проблема, немногие на самом деле поддерживали меня. Они боялись открыто высказать свое мнение. Я и моя семья были очень активны и смелые, других это очень раздражало. Фактически, даже те люди, которые помогали армии — были против меня, ведь считали, что я таким образом «отобрала славу» у них. Были и патриотически и искренне настроены люди. Вскоре даже дошло до того, что таким людям поджигали дома.

— Поджигали же и ваш дом?

— И нашу тоже.

— Я так понимаю, это было определенный круг людей, которым постоянно наносили таких вот убытков?

— Да, вообще, в школе мои сверстники со мной даже не разговаривали, такой абьюз начался еще с периода, когда проходил Майдан.

— Какие ощущения были у тебя, когда ты впервые вышла встречать военных? Тебе было страшно? Может чувствовала себя неудобно, или наоборот, уверенно?

— Если честно, это был крик души. Это было больше обо всем «наболевшем». Я чувствовала, что у нас здесь нет свободы, все принудительно. К этому периоду я как раз поехала в путешествие на Западную Украину. Там я увидела, что люди свободно живут, общаются, поддерживают традиции. Именно национальные традиции, которые они воспринимают как нечто свое, родное. В нашем крае это считалось, наоборот, чужим. По приезде у меня внутри все «кипело», мне просто хотелось выйти и закричать, что это — мое государство, что это — Украина. Я — украинка.

Когда я впервые вышла встречать военных, мне было все равно, что подумают односельчане. Мне было важно только, как отреагируют военные. Самое важное — это когда не только я к ним относилась с огромным уважением, но и они ко мне. Именно эта отдача побудила меня действовать дальше.

— То есть это была внутренняя твоя потребность ты росла в патриотически настроенной семье?

— Это все совпало. Родители всегда поддерживали меня. Собственно, мои взгляды и сформировались благодаря их воспитанию. Сначала они меня не поняли, а потом, когда они видели мои эмоции … Отец сказал, что, пожалуй, это действительно мой долг — вдохновлять военных на такую ​​тяжелую дело. Затем родители начали мне помогать.

Мама готовила есть солдатам, а папа — устроил все, чтобы военные могли привести себя в порядок, помыться. А я была ответственной, так сказать, по их боевой дух. Вообще, патриотизм для меня — это, в первую очередь, человечность.

— Сейчас поддерживаешь связь с кем-то из фронта?

— Сначала, конечно, поддерживала. Но сейчас прошло очень много времени … Есть только несколько знакомых, с которыми я общаюсь.

«Помните Евдокию?» — Так начинался пост бойцов «Айдара» (или скорее бывших бойцов?), Благодаря которому мы нашли девушку.

— Помогает армии?

— Честно говоря, сейчас нет. Не имею возможности помогать физически, а тем более — материально. В начале войны — я, конечно, волонтерила. Тогда наша армия была в ужасном положении.

Фактически, только с помощью волонтерской деятельности и неравнодушных людей удалось хоть немного улучшить состояние.

Признаюсь, я с ненавистью вспоминаю тогдашнюю власть и президента (то есть Петра Порошенко — ред.), Который никак не влиял на то, чтобы обеспечить войско.

— Порошенко стал президентом в июне 2014-го года и армию в таком состоянии он получил от предыдущей власти.

— Что изменилось в твоей взгляде на войну с тех пор?

— Я для себя теперь уже поняла выражение: «Хочешь мира — готовься к войне». Поэтому, конечно, мой взгляд на войну изменился. Теперь я понимаю, что не так страшны агрессоры этой войны, как люди, которые начали эту войну и через которых она еще не закончилась — то есть изменники Родины, на руках которых много крови и смертей. К сожалению, раньше я этого не понимала.

Я свято верила в наших патриотов, и эта война недолго продлится. Взгляды меняются, а вот тяжесть войны остается навсегда. Особенно, когда теряешь драгоценных для Украины людей, цвет нации.

Раньше я думала, что самое главное — то, что нам нужно отстоять наши земли, честь и справедливость. Но после того, как мы потеряли очень много наших защитников и патриотов, а земли все еще не были возвращены — я поняла, что лучше бы вместо территорий живыми остались наши ребята. Самыми дорогими являются именно человеческие потери, а в начале мне казалось, что важны территории.

— Интересуешься политикой сейчас?

— Да, очень. Все благодаря моему мужу. Он очень активный, социальный и неравнодушен, хотя к политической деятельности отношения не имеет.

— Знаешь, есть известная цитата Черчилля: Даже если ты не интересуешься политикой, то политика интересуется тобой.

— Это точно.

— Ты жительница села Шульгинка Луганской области, но переехала фактически в Киев. Чувствуешь какую-то разницу?

— Сначала я жила в Броварах. Люди там отнеслись ко мне с уважением и поддержкой, у меня не возникало конфликтов. Дети в школе были очень талантливыми, образованными. Главное — это то, что им не безразлично будущее и государство. Если сравнивать с Луганской областью — это как небо и земля.

— Как думаешь, почему?

— Все очень просто. Есть такое выражение: «С кем поведешься — того и наберешься». Кто же наши соседи?

— И как возвращать людей, захваченных российской пропагандой, ведь это твои земляки?

— Я считаю, что люди вообще не стоит возвращать. Я с ними жила и я знаю, как они мыслят. Это их сознательный и зрелый взгляд на эту ситуацию. И попытки возвращать их или как-то их менять — это смешно. То, как они говорят и думают — соответствует тому, как они живут. Я не верю в то, что их можно «вернуть».

— Какие изменения ты видишь на территории Луганска, в частности в родном Старобельске? К лучшему или к худшему?

— Знаешь, что я вижу? Я вижу сущность людей, которые там остались. Это люди, которые просто не имеют какого-то внутреннего стержня и собственного мнения. Когда люди, которые «тыкали» на меня пальцем, когда я носила украинский флаг, и употребляли нецензурную лексику в отношении меня, сейчас ходят в вышиванках, или, еще «лучше», делают вид, что помогают военным. Я считаю, что те, кто поддерживал с самого начала — они делают это до сих пор и никогда не жалеют об этом. Не может быть и речи об изменениях.

— Представим, что перед тобой стоит один из твоих односельчан, который живет в российском, «ЛНРвському» информационном поле. Что бы ты ему сказала?

— Я верю в то, что каждому человеку обязательно дается какой-то урок. И все обязательно возвращается «бумерангом».

— Были или есть в твоем окружении люди, которые утверждали, что в Украине — гражданский конфликт? Как думаешь, каким образом следует таким людям доказывать иную позицию?

— Такие люди есть. Они считают, что мы ссоримся со «своими братьями». Эти персоны в свое время были против Майдана и постоянно жаловались на то, зачем было «это» (Майдан — ред.) Поднимать, ведь мы таким образом «навлекли беду». Другие утверждают, что не нужно стрелять в «нормальных» людей, потому что они «наши».

— Евдокия в 2014-м и Евдокия 6 лет спустя, в 2020-м. Что изменилось?

— Однозначно это два разных человека. За эти годы вокруг было очень мало правды. Я поняла, что доверять людям нельзя, как и власти. Понимаю, что нужно всегда и везде отстаивать свои права, особенно, когда живешь в стране, где очень многое решают деньги.

А не изменилось мое отношение к Порошенко.

— А Зеленского?

— У него сейчас вообще неправильная методика решения конфликта. Не нужно завершать конфликт способом «мир во всем мире», а жесткими мерами, направленными на нашу победу.

Солдаты — это уже не те мальчики, не умели стрелять в 2014-м. Это те люди, которые профессионально пойдут и будут защищать суверенитет, стоит только дать команду. Я верю в силу военных.

Я долгое время общалась с человеком, который сидел в тюрьме за то, что пошла против приказа не стрелять и нанесла ответ противнику.

Еще хочется сказать, что многие люди, которые сейчас не находятся на востоке — забыли о войне. И хотя мы одна страна, но всем кажется, что война — где-то «там», далеко. Будто на другой планете. Меня это очень смущает.

Нам не хватает патриотически настроенного и даже в чем-то жестокого, лидера.

— В новостных лентах мы постоянно слышим о обстрелы, потери на фронте, видим статистику (разговор происходит в объявления последнего режима тишины 27 июля 2020, который оказался действенным — ред.). Впрочем, люди просто уже не воспринимают эту информацию, ведь она раздается 6 лет, и такие новости стали привычными. Как можно напоминать гражданам о том, что идет война?

— В первую очередь, нужно наладить связь власти с обычным народом. И не только власти, но и СМИ, ведь журналисты и медиа — также участники государственно процессов, влияющих на массы.

Именно тогда, когда наладится коммуникация между структурами, будут информировать о ситуации на востоке, тогда и будет результат. Очень большая проблема в государстве — неравенство.

— Действительно, в Германии канцлер Ангела Меркель проживает в двухкомнатной квартире, находящейся в обычном многоэтажном доме — то есть, с ней на одном этаже может проживать обычный гражданин. Как думаешь, будет когда-то что-то похожее в Украине?

— Я не вижу здесь ничего сложного. Это произойдет тогда, когда у политиков будет больше собственных принципов и нравственной составляющей. Тогда, когда деньги не будут на первом месте.

Как говорится, надежда умирает последняя, ​​а моя — умирать не собирается. Надеюсь, мы увидим такие действия от нашей власти.

— В Верховной Раде сейчас есть хотя бы одна политическая сила, которой ты доверяешь?

— Нет. «Слуга народа» мне вообще кажется несерьезной политсилой. Как у власти могут быть люди, которые по сфере деятельности — фотографы и «юмористы»? А президент- «КВНщик» … в начале меня это не смущало, сначала я ему верила, особенно после выступления на дебатах. Я считаю, что если человек порядочный, то может быть и такой профессии. Но сейчас я вижу, что у президента колоссальная нехватка опыта. Не хватает жестких действий со стороны власти. Впрочем, я почему-то от верю в то, что ему действительно «мешают».

— По твоему мнению, Зеленскому удастся закончить войну?

— Разве болезненность Путина ему в этом поможет. Или если он изменит тактику своих действий. Если будет меньше разговоров и больше радикальности, тогда возможно.

— Часто президент перекладывает свои обязанности на голову Офиса Андрея Ермака. Как это воспринимаешь?

— Когда я вижу, что человек такого высокого ранга позволяет кому-то решать собственные вопросы, ну извините … Я даже не позволю кому-то купить вместо меня буханку хлеба в магазине. А здесь решается судьба страны.

— Давай так. Одно решение за время президентства Зеленского, которое тебе понравилось, и одно, нет?

— Понравилось то, что он хочет увеличить помощь молодым семьям. Но, опять же, это только на словах. Насколько я знаю, в действие изменения не вступили.

А не нравится мне то, что он увеличивает налоги. Он ориентируется на опыт Европы, впрочем, в Украине это не работает, простые люди часто просто не имеют возможности платить налоги. Когда он просто копией опыт западных стран — в Украине становится еще хуже.

— В среде оппонентов власти распространены прогнозы о новом «Майдан», как считаешь, он будет?

— Думаю, он будет, но не среди нас — а когда придет новое поколение людей, которые не будут терпеть и не будут жить по принципу: «Чтобы хуже не было». Впрочем, я не знаю, что должно произойти, чтобы изменилось сознание людей.

— Но такое изменение уже была во время Революции достоинства.

— Да, люди были, и их было достаточно. Впрочем, не было правильного лидера, который бы смог этих людей объединить и показать, что эти люди действительно означают многое в стране и является ее создателями. Иногда просто надоедает то, что мы должны постоянно что-то выгрызать, ссориться, вступать в конфликты, чтобы себя защитить.

Например, почему я не могу спокойно позвонить в полицию и почувствовать, что она меня защищает? У меня было очень много ситуаций, когда мне приходилось обращаться в правоохранительные органы. Ни разу полиция не приняла мер защиты для меня, моей семьи.

Я не понимаю вообще, зачем мы платим налоги, используемых для содержания данной структуры? Результата нет вообще.

У меня есть множество друзей-военных, которые шли в полицию, чтобы действительно что-то изменить, и не могли там работать через ту систему, которая царит.

О чем может идти речь ?!

— Во время всего интервью ты общалась украинском. Насколько я знаю, твой родной язык — русский. В быту ты теперь тоже общаешься украинской?

— Да. Я перешла на украинский язык уже после того, как переехала в Киев. Мне очень нравится этот язык, она для меня стала родным. Теперь, даже когда говорю по телефону с отцом, оба — говорим украинский. Он сейчас ее изучает и вдохновил меня разговаривать соловьиной. Язык — один из факторов принадлежности к определенному государству, нации.

— Что для тебя «Украина»?

— Это вечная борьба за честь, свободу �